Трагедия имени Бодрова: почему одна из крупнейших катастроф Осетии ассоциируется только с одним именем
Авторская колонка Заура Фарниева
Так уж получилось, что история со сходом ледника Колка происходила на моих глазах. Нет, самого схода я, конечно, не видел. Но я на всю жизнь запомнил, что происходило после него. Так, до сих пор поворот на Кобань в Гизели ассоциируется с моими воспоминаниями о женщинах, которые сидели там и ждали новостей о своих детях. На второй день после схода настроение у этих женщин еще не было подавленным. Возможно, потому, что еще не был понятен масштаб катастрофы. И даже «язык» селя, дотянувшийся почти до Гизели ни о чем пока не говорил.
Но с каждым днем надежд становилось все меньше. С каждым днем появлялись все новые и новые версии, как могла спастись группа Сергея Бодрова. И с каждым днем становилось все понятнее, что хорошего исхода не будет. Я не могу припомнить другой эпизод своей жизни, где бы фигурировали столько экстрасенсов и гадалок. Удивительно, но все они в один голос утверждали, что члены группы Бодрова все еще живы, просто находятся в таком месте, откуда сложно выбраться. Но выберутся они оттуда обязательно. Так появилась надежда на тоннель.

© Фото: Правительство Северной Осетии
Именно эту историю с тоннелем я считал и считаю самой героической в новейшей истории Осетии. Несколько десятков мужчин и женщин, не жалея своего здоровья и рискуя жизнями, делали все возможное и невозможное для того, чтобы «просто» успокоить несчастных матерей. Больше чем уверен – находящиеся в лагере поисковиков мужчины во главе с Константином Джераповым прекрасно понимали, что ничего в этом тоннеле они не найдут. Но они продолжали копать, взрывать и бурить огромную толщу льда и камней. И даже когда правительство Северной Осетии постановило прекратить поиски и перестать поддерживать техникой добровольцев, они из лагеря не ушли. А ушли они только тогда, когда, наконец, смогли пробурить скважину диаметром в один метр, спуститься в тоннель и убедиться, что там ничего нет.
Что это, если не героизм? И именно поэтому мне становится неприятно, когда «главной жертвой» Колки называют Сергея Бодрова. И в целом по России, и даже здесь в Осетии, потерявшей в катастрофе своих дочерей и сыновей, та трагедия ассоциируется только с этим именем. Даже на мемориальной доске у входа в засыпанных тоннелей – портрет Сергея Бодрова и отдаленные силуэты всадников, символизирующих погибших артистов конного театра. Если кто-то считает это правильным, то для большинства родственников погибших это, мягко говоря, не совсем так.

© Фото: Правительство Северной Осетии
Скажем, многие ли вспомнят актера Хазби Галазова, которого называли самым перспективным и талантливым артистом Северной Осетии? Да-да, того самого, который прошел кастинг на фильм Сергея Бодрова «Связной» после того, как, не задумываясь, откусил голову змее. Но почему-то даже среди местных это имя не всплывает в памяти при воспоминании о сходе Колки.
Безусловно, Бодров – самая известная жертва ледника. Но разве это справедливо, когда самая медийная жертва затмевает собой более 120 остальных погибших? Геналдонское ущелье стало братской могилой для всех них. Таким оно и останется, даже если для большинства будет ассоциироваться только с одним именем.